Суд над Дютру - каково Ваше мнение ?
Что Вы думаете о самом суде и о поведении основных действующих лиц (родители, полиция итд) ?
Просто очень интересно, какая реакция на все это у нашей публики.
Спасибо заранее
Что Вы думаете о самом суде и о поведении основных действующих лиц (родители, полиция итд) ?
Просто очень интересно, какая реакция на все это у нашей публики.
Спасибо заранее
[quote="sova"]Да ладно, Витя, не страшно. У меня вообще в смысле правописания на форуме дурная репутация :lol:[/quote]
Замечательная репутация. Правильная.
[quote="sova"][quote="Рина"]А как вам роль трех!!! его адвокатов?
Делать имя они готовы почти забесплатно!
В моих глазах они еще ужаснее этого чудовища.[/quote]
Пускай защищают. Может, попутно и распутают, кто музыку заказывал...[/quote]
Если даже кто-то и заказывал, то через адвокатов на них не выйдут, не в их интересах. Даже может наоборот адвокаты заинтересованы, чтоб не вышли, может вот поэтому их и трое?
Да, это действиетльно "Смерть Ахилеса"! Но знают ли эту историю местные журналисты, если акунинский факт взят из архивов? Явно напрашивается аналогия.
[quote="liliana"]У Б.Акунина в "Алмазной колеснице" (хотя Фандорин в этом романе и связан с Японией, но тем не менее) целая глава посвящена пропрородителю Дютру. Один бельгиец также развращал маленьких девочек... Тот же резонанс в бельгийской прессе, публике, суды. Что-то есть у них в генах - какая-то наследственная тяга к педофилизму[/quote]
Интересненькое мнение,про наследственнось.Спорить не буду.Следуя Вашей логике,у русских наследственная тяга к консервированию?
[url]http://www.eg.ru/Publication.mhtml?PubID=5513&Menu=&Part=34[/url]
[quote="Рина"]А как вам роль трех!!! его адвокатов?
Делать имя они готовы почти забесплатно!
В моих глазах они еще ужаснее этого чудовища.[/quote]
Пускай защищают. Может, попутно и распутают, кто музыку заказывал...
[quote="liliana"]У Б.Акунина в "Алмазной колеснице" целая глава посвящена пропрородителю Дютру. Один бельгиец также развращал маленьких девочек... Тот же резонанс в бельгийской прессе, публике, суды. Что-то есть у них в генах - какая-то наследственная тяга к педофилизму[/quote]
Ну, это не в "Алмазной колеснице", а в "Смерти Ахилеса". Меня тоже поразил тогда этот кусок и очень хочется узнать, это действительно так было и в прошлом, или Акунин "выписал" этот эпизод уже с современных событий. Кстати, концовка истории там очень занимательная, не повторится ли и здесь что-либо подобное???
Приведу полностью, очень характерно:
Седой господин оказался Леоном Фехтелем, владельцем известного на всю Европу бельгийского банкирского дома "Фехтель и Фехтель". У банкира была серьезная проблема. "Читали ли вы о Брюссельском Крысолове?" -- спросил он, когда они сели в парке на скамейку.
Все газеты писали о том, что наконец-то схвачен маньяк, похищавший маленьких девочек. В "Пти-паризьен" было напечатано, что полиция арестовала "г-на Ф.", владельца загородной виллы под Брюсселем. Садовник донес, что слышал ночью доносившиеся из подвала приглушенные детские стоны. Полиция тайно проникла в дом, провела обыск и обнаружила в подвале потайную дверь, а за ней такое, что, по утверждению газеты, "бумага не вынесла бы описания этой чудовищной картины". Картина, тем не менее, была обрисована уже в следующем абзаце, причем со всеми подробностями. В дубовых бочках полиция нашла маринованные части тел семи из девочек, пропавших в Брюсселе и его окрестностях за последние два года. Один труп был совсем свежий, со следами неописуемых истязаний. Всего за последние годы бесследно исчезли четырнадцать девочек в возрасте от шести до тринадцати лет. Несколько раз видели, как прилично одетый господин с густыми черными бакенбардами сажает в свой экипаж маленьких торговок цветами и папиросами. Один раз свидетель
слышал, как человек с бакенбардами уговаривал 11-летнюю цветочницу Люсиль Лану отвезти к нему домой всю корзину, обещая за это показать ей механическое пианино, которое само играет чудесные мелодии. После того случая газеты перестали звать монстра "Синей Бородой" и окрестили "Брюссельским крысоловом", по аналогии со сказочным Крысоловом, заманивавшим
детей звуками волшебной музыки.
Про арестованного г-на Ф. сообщалось, что это человек из высшего
общества, представитель золотой молодежи. У него, действительно, были густые черные бакенбарды, а на вилле имелось механическое пианино. Мотив преступлений ясен, писала "Ивнинг стандард" -- извращенное сладострастие в духе маркиза де Сада.
Дата и место судебного процесса уже определились: 24 сентября в городке Мерлен, расположенном в получасе езды от бельгийской столицы.
"Я читал про Брюссельского Крысолова", -- сказал Ахимас и взглядом поторопил надолго замолчавшего собеседника. Тот, ломая усыпанные перстнями пухлые руки, воскликнул: "Г-н Ф. -- это мой единственный сын Пьер Фехтель! Его ждет эшафот! Спасите его!"
"Вас неверно информировали о роде моей деятельности. Я не спасаю жизнь, я отнимаю ее", -- улыбнулся тонкими губами Ахимас. Банкир горячо зашептал: "Мне сказали, что вы творите чудеса. Что, если не возьметесь вы -- значит, надежды нет. Умоляю вас. Я заплачу. Я очень богатый человек, господин Вельде, очень".
Ахимас после паузы спросил: "Вы уверены, что вам нужен такой сын?"
Фехтель-старший ответил без колебаний, было видно, что этот вопрос он уже задавал себе сам: "Другого сына у меня нет и не будет. Он всегда был непутевым мальчиком, но душа у него добрая. Если мне удастся вызволить его из этой истории, он получит урок на всю жизнь. Я виделся с ним в тюрьме. Он так напуган!"
Тогда Ахимас попросил рассказать о предстоящем процессе.
"Непутевого" наследника должны были защищать два самых дорогих адвоката. Линия защиты строилась на доказательстве невменяемости обвиняемого. Однако, по словам банкира, шансов на благоприятный вердикт медицинских экспертов мало -- они так ожесточены против мальчика, что даже не согласились на "беспрецедентно высокий гонорар". Последнее обстоятельство, кажется, потрясло господина Фехтеля-старшего больше всего.
В первый день процесса адвокаты должны были объявить, признает ли их подзащитный себя виновным. Если да -- приговор вынесет судья; если нет -- решение будут принимать присяжные. В случае, если психиатрическая экспертиза сочтет Пьера Фехтеля ответственным за свои поступки, защитники рекомендовали пойти по первому пути.
Дело в том, горячась объяснил безутешный отец, что палачи из
министерства юстиции выбрали Мерлен неслучайно -- трое из пропавших девочек жили именно в этом городке. "Честного суда в Мерлене не будет", -- так выразился банкир. Население городка возбуждено до крайности. Вокруг здания суда по ночам жгут костры. Позавчера в тюрьму пыталась ворваться толпа, чтобы растерзать арестованного -- пришлось утроить охрану.
Господин Фехтель провел тайные переговоры с судьей, и тот оказался человеком разумным. Если решение будет зависеть от него, мальчик получит пожизненное заключение. Но это мало что даст. Предубеждение публики против Брюссельского Крысолова столь велико, что прокурор наверняка опротестует такой приговор и будет назначено повторное разбирательство.
"Вся надежда только на вас, господин Вельде, -- сказал в заключение банкир. -- Я всегда считал себя человеком, для которого невозможного не существует. Но в данном случае я бессилен, а речь идет о жизни моего сына".
Ахимас с любопытством смотрел в багровое лицо миллионера. Было видно, что этот человек не привык проявлять эмоции. Например сейчас, в момент сильнейшего потрясения, его толстые губы расползались в нелепой улыбке, а из одного глаза стекала слеза. Это было интересно: непривыкшее к экспрессивной мимике лицо не умело изобразить гримасу скорби.
"Сколько?" -- спросил Ахимас. Фехтель судорожно сглотнул. "Если мальчик останется жив -- полмиллиона франков. Не бельгийских, французских", -- поспешно добавил он, когда собеседник ничего не сказал.
Ахимас кивнул, и в глазах банкира вспыхнул безумный огонек. Точно таким же огоньком загорались глаза тех сумасбродов, кто ставил у рулетки все свои деньги на зеро. Этот огонек назывался "а вдруг?". С той лишь разницей, что у господина Фехтеля деньги явно были не последние. "Если же вам вдруг... --голос банкира дрогнул. -- Если вам удастся не только спасти Пьеру жизнь, но и вернуть ему свободу, вы получите миллион".
Такой гонорар Ахимасу еще никогда не предлагали. Он по привычке перевел сумму в английские фунты (без малого тридцать тысяч), в американские доллары (семьдесят пять тысяч) и в рубли (вышло больше трехсот тысяч). Много, очень много.
Чуть прищурившись, Ахимас медленно проговорил: "Пусть ваш сын откажется от психиатрической экспертизы, объявит себя невиновным и потребует суда присяжных. А ваших дорогих адвокатов увольте. Я сам найду адвоката".
3
Этьен Ликоль жалел только об одном -- что матушка не дожила. Как она мечтала, что ее мальчик выучится на адвоката и облачится в черную мантию с белым прямоугольным галстуком. Плата за учение в университете съедала всю ее вдовью пенсию, матушка скупилась на докторов и лекарства и вот не дожила -- умерла прошлой весной. Этьен стиснул зубы, не дал себе расклеиться. Днем бегал по урокам, учебники штудировал по ночам, и доучился-таки -- заветный
диплом с королевской печатью был получен. Матушка могла гордиться своим сыном.
Прочие выпускники, новоиспеченные адвокаты, звали его в загородный ресторан -- "обмыть мантию", но Этьен отказался. У него не было денег на кутежи, а главное -- хотелось в такой день побыть одному. Он медленно спускался по широкой мраморной лестнице Дворца Правосудия, где проходила торжественная церемония. Весь город с его шпилями, башнями и статуями на
крышах лежал внизу, у подножия холма. Этьен остановился, наслаждаясь пейзажем, который казался ему приветливым и гостеприимным. Брюссель словно раздвигал объятья навстречу новоиспеченному мэтру Ликолю и сулил ему множество самых разных сюрпризов -- в основном, конечно, приятных.
Кто спорит, диплом -- это лишь полдела. Без связей и полезных знакомств хороших клиентов не найти. Да и все равно нет средств обзавестись собственной конторой. Придется идти в помощники к мэтру Винеру или к мэтру Ван Гелену. Ну да это ничего -- хоть какое-то жалование все равно ведь положат.
Этьен Ликоль прижал к груди папку, в которой лежал диплом с красной печатью, подставил лицо теплому сентябрьскому солнцу и зажмурился от полноты чувств.
В этом нелепом положении и застал его Ахимас Вельде.
Паренька он присмотрел еще в зале, когда звучали скучные напыщенные речи. По типажу юнец подходил идеально: миловидный, но не красавчик. Тоненький, узкоплечий. Широко раскрытые честные глаза. Когда вышел произносить слова клятвы, голос тоже оказался подходящий -- звонкий, мальчишеский, дрожащий от волнения. Лучше же всего было то, что сразу видно: не какой-нибудь барчук, а плебейская косточка, работяга.
Пока длилась бесконечная церемония, Ахимас успел навести справки. Рассеялись последние сомнения: идеальный материал. Оставались пустяки.
Он неслышно приблизился к худенькому юноше и откашлялся.
Этьен вздрогнул, открыл глаза, обернулся. Перед ним стоял невесть откуда взявшийся господин в дорожном сюртуке, с тросточкой. Глаза у незнакомца были серьезные, внимательные. И цвета не совсем обычного -- очень уж светлые. "Мэтр Ликоль?" -- спросил человек с легким акцентом. Этьена впервые назвали "мэтром", это было приятно.
Как и следовало ожидать, мальчик сначала просиял, узнав, что ему предлагают вести дело, а когда прозвучало имя клиента, пришел в ужас. Пока возмущался, размахивал руками, твердил, что этого негодяя, это чудовище никогда и ни за что защищать не станет, Ахимас молчал. Заговорил лишь тогда, когда Ликоль, исчерпав запас негодования, промямлил: "Да и не справиться мне с таким делом. Видите ли, мсье, я пока еще очень неопытен, только что получил диплом".
Тут настал черед Ахимаса. Он сказал: "Вы хотите двадцать, а то и
тридцать лет работать за гроши, добывая деньги и славу для других адвокатов? Да, году этак в 1900-ом вы, наконец, накопите нужное количество сантимов, чтобы открыть собственную практику, но к тому времени вы будете лысым, беззубым неудачником с больной печенью, а главное, из вас вытечет весь жизненный сок. Он по капле прольется у вас между пальцев, дорогой мэтр, -- в обмен на скопленные гроши. Я же предлагаю вам гораздо большее, и прямо
сейчас. Уже в свои двадцать три года вы получите хорошие деньги и громкое имя. Причем даже в том случае, если процесс будет проигран. Имя в вашей профессии еще важней, чем деньги. Да, ваша слава будет с привкусом скандала, но это лучше, чем всю жизнь прозябать на побегушках. Денег же вы получите достаточно, чтобы открыть собственную контору. Многие вас возневавидят, но будут и такие, кто оценит мужество молодого адвоката, не побоявшегося идти
наперекор всему обществу".
Ахимас минуту выждал, чтобы у паренька было время осознать сказанное. Потом перешел ко второй части, которая, по его разумению, должна была оказать на мальчишку решающее воздействие.
"А может быть, вы просто боитесь? Я слышал, вы только что клялись
"отстаивать справедливость и право человека на судебную защиту невзирая на любые препоны и давление"? Знаете, почему из всех выпускников я выбрал именно вас? Потому что вы единственный, кто произнес эти слова с настоящим чувством. Во всяком случае, так мне показалось".
Этьен молчал, с ужасом ощущая, что его подхватывает стремительный поток, которому невозможно противиться. "И главное, -- значительно понизил голос незнакомец. -- Пьер Фехтель невиновен. Он никакой не Крысолов, а жертва стечения обстоятельств и неуемного полицейского рвения. Если вы не
вмешаетесь, невинный человек пойдет на эшафот. Да, вам будет очень трудно. На вас обрушится поток оскорблений, никто не захочет давать показания в пользу "чудовища". Но вы будете не одиноки. Вам буду помогать я. Оставаясь в тени, я стану вашими глазами. И ушами. У меня уже есть кое-какие доказательства, если не полностью подтверждающие невиновность Пьера Фехтеля,
то по крайней мере ставящие под сомнение улики обвинения. И я раздобуду еще".
"Какие доказательства?" -- слабым голосом спросил Этьен.
4
В маленьком зале мерленского городского суда, рассчитанном всего на сто мест, набилось по меньшей мере человек триста, а еще больше народу толпилосьв коридоре и под окнами, на площади.
Появление прокурора Ренана встретили громом оваций. Когда же привезли преступника, бледного тонкогубого мужчину с близко посаженными черными глазами и некогда ухоженными, а теперь растрепанными и неровно отросшими бакенбардами, в зале сначала воцарилась мертвая тишина, а потом грянула такая буря, что судья, мэтр Виксен, сломал колокольчик, призывая собравшихся к порядку.
Судья вызвал представителя защиты, и все впервые обратили внимание на щуплого молодого человека, которому просторная адвокатская мантия была явно велика. То бледнея, то краснея, мэтр Ликоль лепетал что-то едва слышное, а на нетерпеливый вопрос судьи, признает ли себя подзащитный виновным, вдруг звонко пискнул: "Нет, ваша честь!" Зал снова взорвался негодованием. "А
такой с виду приличный юноша!" -- крикнул кто-то из женщин.
* * *
Процесс продолжался три дня.
В первый день выступали свидетели обвинения. Сначала -полицейские, обнаружившие страшную комнату и потом допрашивавшие арестованного. По словам комиссара, Пьер Фехтель дрожал, путался в показаниях, не мог ничего объяснить и сулил огромные деньги, если его оставят в покое.
Садовник, донесший в полицию о подозрительных криках, в суд не явился, но он был и не нужен. Прокурор вызвал свидетелей, которые живо описали беспутство и развратность Фехтеля, вечно требовавшего в борделях самых молоденьких и субтильных девушек. Мадам одного из домов терпимости рассказала, как обвиняемый мучил ее "дочурок" раскаленными завивочными
щипцами, а бедняжки терпели, потому что за каждый ожог негодяй платил по золотому.
Зал разразился аплодисментами, когда человек, видевший, как уезжала в карете цветочница Люсиль Лану (чью голову с выколотыми глазами и отрезанным носом нашли потом в бочке), опознал в Фехтеле того самого господина, что расписывал чудесные возможности механического пианино.
Присяжным предъявили улики: орудия истязаний, фотографический аппарат и пластины, обнаруженные в потайной комнате. Выступил фотограф мсье Брюль, три года назад обучавший Пьера Фехтеля искусству съемки.
Напоследок присяжным предъявили альбом с фотографическими карточками, найденный в страшном подвале. Публике и журналистам фотографии не показали, но один из присяжных упал в обморок, а другого вырвало.
Адвокат Ликоль сидел, по-ученически склонив голову и все показания старательно записывал в тетрадь. Когда ему продемонстрировали карточки, он стал белее мела и пошатнулся. "Вот-вот, полюбуйся, мозгляк!" -- крикнули из зала.
Вечером, по окончании заседания был инцидент: когда Ликоль выходил из зала, к нему подошла мать одной из убитых девочек и плюнула в лицо.
* * *
Во второй день свидетелей допрашивал защитник. Он поинтересовался у полицейских, кричали ли они на арестованного. ("Нет, мы с ним целовались", -- саркастически ответил комиссар под одобрительный хохот зала.)
У свидетеля похищения Люсиль Лану адвокат спросил, видел ли он человека, с которым уехала цветочница, анфас. Нет, не видел, ответил свидетель, но зато он очень хорошо запомнил бакенбарды.
Далее мэтр Ликоль хотел знать, какого рода фотографии делал Пьер Фехтель, когда учился любительской съемке. Оказалось, что он снимал натюрморты, пейзажи и новорожденных котят. (Это сообщение было встречено свистом и улюлюканьем, после чего судья велел вывести из зала половину зрителей).
В заключение адвокат потребовал, чтобы в суд принудительно доставили главного свидетеля, садовника, и заседание было прервано на час.
В перерыве к Ликолю подошел местный кюре и спросил, верует ли он в Господа нашего Иисуса. Ликоль ответил, что верует и что Иисус учил милосердию к грешникам.
По возобновлении заседания пристав объявил, что садовника нет и что его никто не видел уже три дня. Адвокат вежливо поблагодарил и сказал, что больше вопросов к свидетелям не имеет.
Далее наступил звездный час прокурора; который блестяще провел допрос обвиняемого. Пьер Фехтель не смог удовлетворительно ответить ни на один вопрос. На предъявленные ему фотографические карточки долго смотрел, сглатывая слюну. Потом сказал, что видит их впервые. На вопрос, ему ли принадлежит фотоаппарат марки "Вебер и сыновья", пошептавшись с адвокатом,
сказал, что да, ему, но что он утратил интерес к фотографии еще год назад, засунул аппарат на чердак и с тех пор его не видел. Вопрос о том, может ли обвиняемый смотреть в глаза родителям девочек, вызвал бурю оваций, но по требованию защиты был снят.
Вечером, вернувшись в гостиницу, Этьен увидел, что его вещи выброшены за дверь и валяются в грязи. Мучительно краснея, он ползал на четвереньках, собирая свои заштопанные кальсоны и испачканные манишки с бумажными воротничками.
Полюбоваться этой сценой собралась целая толпа, осыпавшая "продажную тварь" руганью. Когда Этьен, наконец, уложил вещи в новый, специально для поездки купленный саквояж, к нему подошел местный кабатчик и наотмашь влепил две пощечины, громогласно объявив: "Это тебе вдобавок к гонорару".
Поскольку ни одна из трех других мерленских гостиниц принять Ликоля не пожелала, мэрия предоставила адвокату для ночлега домик станционного сторожа, который в прошлом месяце ушел на пенсию, а нового еще не взяли.
Наутро на белой крашеной стене домика появилась надпись углем: "Ты
сдохнешь, как собака!".
* * *
В третий день прокурор Ренан превзошел сам себя. Он произнес
великолепную обвинительную речь, продолжавшуюся с десяти утра до трех часов дня. В зале рыдали и сыпали проклятьями. Присяжные, солидные мужчины, каждый из которых платил налог не меньше пятисот франков в год, сидели насупленные и суровые.
Адвокат был бледен и -- в зале заметили -- несколько раз как бы
вопросительно оглядывался на своего подзащитного. Но тот сидел, втянув голову в плечи и закрыв лицо руками. Когда прокурор потребовал смертной казни, публика в едином порыве поднялась и стала скандировать "э-ша-фот,
э-ша-фот!" Плечи Фехтеля задергались в судороге, пришлось давать ему нюхательную соль.
Слово защите было предоставлено после перерыва, в четыре часа
пополудни. Ликолю долго не давали говорить -- нарочно шуршали ногами, скрипели стульями, громко сморкались. Багровый от волнения адвокат ждал, комкая листок, исписанный ровным почерком отличника.
Но начав говорить, Этьен в листок ни разу не заглянул. Вот его речь
слово в слово, напечатанная в вечерних выпусках газет с самыми
уничижительными комментариями.
"Ваша честь господин судья, господа присяжные. Мой подзащитный -- слабый, испорченный и даже порочный человек. Но вы ведь судите его не за это... Ясно одно: в доме моего подзащитного, точнее в потайной комнате подвала, о существовании которой Пьер Фехтель мог и не знать, произошло страшное преступление. Целый ряд преступлений. Вопрос в том, кто их
совершил. (Голос громко: "Да уж, загадка". Смех в зале).
У защиты есть своя версия. Я предполагаю, что убийства совершал
садовник Жан Вуатюр, сообщивший в полицию о загадочных криках. Этот человек ненавидел хозяина, потому что тот за пьянство снизил ему жалование. Есть свидетели, которых при необходимости можно вызвать, -- они подтвердят этот факт. Характер у садовника странный, неуживчивый. Пять лет назад от него ушла жена, забрав детей. Известно, что у людей такого типа, как Вуатюр, часто развивается болезненная чувственность вкупе с агрессивностью. Он хорошо знал устройство дома и легко мог устроить потайную комнату без ведома хозяина. Мог он и взять с чердака надоевший мсье Фехтелю фотоаппарат, мог научиться им пользоваться. Мог брать одежду хозяина во время его частых отлучек. Мог приклеить фальшивые бакенбарды, которые так легко опознать. Согласитесь, что если бы Пьер Фехтель шел на такие тяжкие преступления, он
давно избавился бы от столь явной приметы. Поймите меня правильно, господа присяжные. Я не утверждаю, что садовник сделал все это -- лишь то, что он мог все это сделать. Главный же вопрос -- почему садовник, давший толчок всему следствию, столь внезапно исчез? Объяснение возможно только одно -- он испугался, что на суде его истинное участие в деле будет раскрыто, и тогда
он понесет заслуженную кару...
-- До сего места мэтр Ликоль говорил складно и даже живо, но тут вдруг запнулся. -- И я вот что еще хочу сказать. В этой истории много неясного. Если честно, я сам не знаю, виновен ли мой
подзащитный. Но пока остается хоть тень сомнения -- а в этой истории, как я вам только что продемонстрировал, сомнений много -- нельзя человека отправлять на казнь. На факультете меня учили, что лучше оправдать виновного, чем осудить невиновного... Вот и все, что я хотел сказать, господа".
В десять минут пятого речь была закончена. Адвокат сел на место,
вытирая покрытый испариной лоб. В зале кое-где раздались смешки, но общее впечатление от речи было смешанным. Репортер "Суар" слышал (и потом написал в газете), как известный
адвокат Ян Ван Бреверн сказал соседу, тоже юристу: "Мальчишка в сущности прав. С точки зрения высшего смысла юриспруденции. Но в данном случае это ничего не меняет".
Судья позвонил в колокольчик, укоризненно покачал головой, глядя на несолидного защитника: "Я полагал, что речь мэтра Ликоля продлится до конца сегодняшнего заседания и еще все завтрашнее утро. Сейчас же я в затруднении... Объявляю сегодняшнее заседание закрытым. Напутственное слово присяжным я произнесу завтра утром. После чего вы, господа, удалитесь для вынесения вердикта".
Но наутро заседание не состоялось.
Ночью был пожар. Спалили будку станционного сторожа. Мэтр Ликоль сгорел заживо, потому что дверь была подперта снаружи. На закопченной стене осталась надпись "Ты сдохнешь, как собака" --никто не удосужился ее стереть. Свидетелей поджога не обнаружилось.
Процесс был прерван на несколько дней. В общественном мнении
происходили неуловимые, но несомненные перемены. Газеты перепечатали последнюю речь мэтра Ликоля еще раз, но уже без глумления, а с сочувственными комментариями уважаемых юристов. Появились трогательные репортажи о короткой и трудной жизни паренька из бедной семьи, пять лет учившегося в университете, чтобы пробыть адвокатом чуть больше недели. С
газетных полос на читателей смотрели рисованные портреты: мальчишеское лицо с большими, искренними глазами.
Гильдия адвокатов опубликовала декларацию в защиту свободного и объективного судопроизводства, которое не должно подвергаться шантажу со стороны эмоционального и скорого на расправу общества.
Завершающее заседание состоялось на следующий день после похорон.
Сначала по предложению судьи присутствующие почтили память Этьена Ликоля минутой молчания. Встали все, даже родители погибших девочек. В напутственном слове судья Виксен порекомендовал присяжным не поддаваться давлению извне и напомнил, что, когда речь идет о смертной казни, вердикт "виновен" считается действительным, если за него проголосовали по меньшей
мере две трети заседателей.
Присяжные совещались четыре с половиной часа. Семь из двенадцати
сказали "невиновен" и потребовали от суда освободить Пьера Фехтеля за недостаточностью доказательств.
[quote="sova"][quote="A1"]
Кстати, по поводу родителей. Говорят, что когда он сбежал, на самом деле это была подстава, родители должны были его найти первыми, но что-то не сложилось... 8)[/quote]
А вот это уже дело. Побег уж больно легко сложился у него...[/quote]
Так им же интересно было, КУДА он побежит? Думали, к сообщникам, а он в лес подался :wink:
[quote="A1"]
Кстати, по поводу родителей. Говорят, что когда он сбежал, на самом деле это была подстава, родители должны были его найти первыми, но что-то не сложилось... 8)[/quote]
А вот это уже дело. Побег уж больно легко сложился у него...
[quote="sova"]А это Вы Лимонова начитались...[/quote]
да нет, Эдичку давно читал и уже не помню что он про это писал. Просто вспомнил, говорят что у кастрированных котов характер мягче делается. Почему бы не проверить..
[quote="vche"]Даже не знал. А ссылочкой не поделитесь?
Блин! Меня приперло, когда познакомился с Ренэ Мадриттом. А то -фритки, фритки. родина жаренной картошки.. и саксофон..;)
Страна то - живая! Я уж, по недоумию думал, все европе. кердык. Ан нет!
:)))
Кстати, еще меня поразили студенты утром, когда они ездят на занятия. Живые, умные, открытые и спорящие, совсем как у нас в СССР:))) Вот именно поэтому, ради того, чтобы эти дети продолжали спорить и думать - педофила нужно наказать![/quote]
МаГритт, МаГритт! :lol:
"Tijl Uilenspiegel", Henri Van Daele, ISBN 90-317-1630-8, Averbode.
Касательно студентов - позвольте погрызть ноготь. Утром-то да... а вот ночью... я два раза уже полицию вызывала. В последний раз сама чуть в Дютру не превратилась - пусть они по ночам спорят и думают где-нибудь в подвале :twisted:
Ну, по поводу педофилии, есть у меня мнение, но сорри опять чатлане врубятся..:))
Короче.
Монархия умноження на демократию - как раз и дает педофилию.
Те монарх: поступаю так, как хочу. Имею того, кого хочу. А гласность - плевать.
Демократия: Имею того, кого могу, но открыто, или уговорить большинство.
А смесь, что явно, имхо, присутвует в мозгах бельгийцев - имею того, кто ПРОМОЛЧИТ!
Сорри, чатлане. Это мое мнение и я не собираюсь его распространять!
:)))
Выход простой - монарх должен быть идеалом и почти богом.
Это сложно - он же человек, но вот покарать педофила королевским указом(понятно, что я даже и мысли не имею указывать королю) - это думаю решение многих проблем в будущем Бельгии.
[color=blue]на 5 минут закрыть его в помещении с родителями потерпевших детей...[/color]
У Б.Акунина в "Алмазной колеснице" (хотя Фандорин в этом романе и связан с Японией, но тем не менее) целая глава посвящена пропрородителю Дютру. Один бельгиец также развращал маленьких девочек... Тот же резонанс в бельгийской прессе, публике, суды. Что-то есть у них в генах - какая-то наследственная тяга к педофилизму
Даже не знал. А ссылочкой не поделитесь?
Блин! Меня приперло, когда познакомился с Ренэ МаГриттом.(Сорри:) ) А то -фритки, фритки. родина жаренной картошки.. и саксофон..;)
Страна то - живая! Я уж, по недоумию думал, все европе. кердык. Ан нет!
:)))
Кстати, еще меня поразили студенты утром, когда они ездят на занятия. Живые, умные, открытые и спорящие, совсем как у нас в СССР:))) Вот именно поэтому, ради того, чтобы эти дети продолжали спорить и думать - педофила нужно наказать!
Это смотря какой перевод.
Их было по меньшей мере два: до-или околореволюционный и периода соц. развития. Так вот в первом нажимали на сексуальные похождения главных героев, а во втором - упирали на роль Тиля в освободительном движении народа Фландрии и на критику духовенства :wink:
Третий - нидерландский пересказ Тиля для юношества я прочла пару лет назад. По-моему, он и есть самый удачный из всех трёх :lol:
Кстати о Тиле. Мне его подарила учительница русского языка где то летом между 7-8. Тогда я в нем увидел одну "сексуальнось". Даже, помню, от родителей его прятал!:))))))))
Позже перечитывал, как говорится, сильно удивлялся!
:))
Это Вы, батенька, Тиля недавно перечитывали... :)
А вообще я с Вами полностью согласна. Око за око, и неча слёзы проливать - типа Dead man walking...
Педофил - должен быть наказан.
Как жестко - пусть решают те люди и та страна, где он подличал.
Имхо - мое бы решение было отдать его в полныю собственность родителям тех детей, которых он мучал.
Простят - пусть живет. Замучают - другим изврящанцам пример будет.
Детей жалко до слез. И демонократию словоблюдия, которая защищает этого хищника.
Имхо - здесь не закон главенствует и мораль, а то, что он типа Бельжик. Чатланин.
Хотя по мне - если бы он тронул моих детей - я бы его убил, как бешеную собаку. Без суда и следствия. ПОтом сдался бы властям.
Сорри, это не пример, и не философия.
Я просто сказал свое мнение по данному процессу.
Чернов Виктор.
[quote="sova"]
МаГритт, МаГритт! :lol:
Касательно студентов - позвольте погрызть ноготь. Утром-то да... а вот ночью... я два раза уже полицию вызывала. В последний раз сама чуть в Дютру не превратилась - пусть они по ночам спорят и думают где-нибудь в подвале :twisted:[/quote]
Сорри, опечатка, ну посмотрите Евангелие Айзюлянта. Там я раньше написал МаГритт!:)))
А ночью.. это имхо - полнолуние! И пиво:))))
И студенты превращаются в вурдалаков!
Сам знаю! ;)))
А как вам роль трех!!! его адвокатов?
Делать имя они готовы почти забесплатно!
В моих глазах они еще ужаснее этого чудовища.
по-поводу суда я спорил с бельгийцами. Суть была вот в чем. Я спрашивал, зачем суд, если и так вся страна ЗНАЕТ, что он виноват?
-Потому что у нас демократия, отвечают.
- Значит, его могут отпустить?
- Нет, не могут.
- Значит, вы до суда определили, что он виноват? Тогда где же демократия? И зачем суд? (Далее смотри первый ответ и всё по кругу).
Короче, бельгийцы за такой вот демократический суд, при котором приговор ясен до суда.
Кстати, по поводу родителей. Говорят, что когда он сбежал, на самом деле это была подстава, родители должны были его найти первыми, но что-то не сложилось... 8)
Да ладно, Витя, не страшно. У меня вообще в смысле правописания на форуме дурная репутация :lol:
УФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФФ
:))
Жареная картошка. Я тоже -жареный! (Опа! Я первый исправил! :)) )
:)))
Сорри, буду стараться. спасибо. Это моя ошибка.
Комментарии (52)